Дело Владимира Макарова, 13 лет колонии строго режима без единого доказательства вины Опции

[alexx]

Как обычного российского гражданина, Владимира Макарова, отца маленькой девочки государство сделало педофилом.
23 июля 2010 года семилетняя дочка Владимира Макарова упала со шведской стенки. В соседней комнате родители разговаривали с двумя родственницами. Когда раздался звук упавшего тела, все бросились в маленькую комнату и увидели ее, лежащую на полу. Она упала на спину так, что не могла вздохнуть. Мать подняла ее на руки и положила на кровать, стоявшую рядом, а отец бросился к телефону вызвать «скорую помощь», которая очень быстро приехала. Врачи пришли к выводу, что все обошлось ушибом, однако родители настояли на том, чтобы девочку отвезли в больницу и сразу обследовали — нет ли серьезной травмы? К тому же ребенок с детства страдал заболеванием, вынуждавшим родителей избегать любых стрессовых ситуаций.
В больнице Святого Владимира поставили диагноз: перелом двух позвонков. Для проверки почек потребовался анализ мочи. Медсестра сказала Татьяне, чтобы она взяла в туалете судно и собрала мочу, что и было сделано. Потом мочу перелили в емкость для сбора анализов и отнесли в лабораторию. Вскоре лаборант, проводивший анализ, сообщила врачу, что в осадке мочи обнаружила неподвижные сперматозоиды, «5–7 в поле зрения». Решили провести повторный анализ. Процедуру повторили, вновь в неодноразовую посуду — результат тот же. Сообщили матери, после чего отнесли спящую девочку в процедурную и попытались осмотреть ее, чтобы понять, нет ли у нее телесных повреждений, характерных для изнасилования. Нет, ничего. Но во время осмотра спящему ребенку стало больно, и в полусне девочка произнесла что-то вроде: папа, больно, или папа, пусти, больно. Тогда медики предположили, что папа недавно причинил ребенку боль. Какую? Вот почему позвонили в милицию. Наверное, после этого в больницу должны были вызвать следователя, который с помощью судмедэксперта и осмотрел бы предполагаемую потерпевшую, а также изъял все необходимое для экспертизы. Вместо этого медики по телефону договорились с гинекологом из другой больницы, куда утром и отвезли девочку. Там взяли мазок. Почему только мазок, а не смывы с поверхности соответствующей области, — непонятно. Полученное вещество нанесли на предметное стекло. По словам гинеколога, мазок был высушен и передан следствию. Как и какое стекло в действительности оказалось в распоряжении следствия, проследить невозможно, потому что никаких документов об изъятии и передаче никто не составил. Стекло с биологическими следами вещества без всякой упаковки оказалось в обычном почтовом конверте без пояснительных надписей с вложенной внутрь этикеткой с фамилией пациента Мироновой, а не Макаровой, а кроме того, в выписке из истории болезни значится, что ее осматривал другой гинеколог. По словам врача, она оставила закрытый контейнер со стеклом в шкафу. Кто и когда передал стекло без контейнера следователю, неизвестно. И кто теперь осмелится утверждать, что на этом стекле не осталось никаких посторонних следов?
Было ли возбуждено уголовное дело?
В том-то и дело, что нет. Наоборот, следователь СО по Таганскому району СКП Дмитрий Лопаев 24 июля предложил Татьяне Макаровой написать заявление о прекращении проверки. Она написала, потому что, взвесив все обстоятельства, полностью исключила возможность какого-либо насилия по отношению к дочери, которая все время была под присмотром. И ничем, кроме нелепого недоразумения в больнице, она объяснить все происшедшее не могла.
Так вот, вместо того чтобы немедленно возбудить уголовное дело, Лопаев начинает «доследственную проверку». И в рамках этой проверки назначаются биологическое и генетическое исследования в городское бюро судмедэкспертизы. На исследования представили простыню из квартиры Макаровых, стекло с мазком, контейнеры с анализами мочи и белье ребенка.
Заведующая лабораторией молекулярно-генетических исследований эксперт Майя Исаенко пришла к следующим выводам. В моче мужских биологических следов нет. На простыне обнаружены следы мужского происхождения, на майке ребенка — возможно присутствие мужского генетического материала, на трусиках ребенка — ничего. А вот про стекло с неким мазком Исаенко высказалась так: «С известной долей определенности можно сделать вывод, что в исследуемом мазке не исключается присутствие генетического материала не менее чем двух лиц. Однако далее конкретизировать этот вывод не представляется возможным». Речь идет не о сперме (!), а о генетическом материале, то есть, возможно, о молекулах ДНК, содержащихся в единичных клетках кожи, пота и т.п. какого-то человека. Надо заметить, что самый простой предварительный метод обнаружения следов спермы — это окрашивание специальным веществом, которое проявляет сперматозоиды. Они становятся отчетливо видны в микроскоп. Так вот, Исаенко применила этот метод, окрасила часть вещества на стекле, но никаких сперматозоидов не обнаружила. А в акте написала, что этот метод не применяла — микроскоп не использовала. Видимо, это означает, что она дала ложное заключение.
Между тем эти уклончивые выводы были сделаны еще до возбуждения уголовного дела. После назначения экспертизы по делу ее проведение поручили все той же Исаенко. И она просто переписала прежние выводы, как будто она пришла к ним в результате экспертизы. Стоит добавить, что в суде выяснилось: и первоначальные исследования проводила не сама Исаенко, а ее лаборант Дашкевич. Это из ряда вон выходящее нарушение требований УПК, которое превращает такое заключение в НЕДОПУСТИМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО.
Осознавая чрезвычайную зыбкость такой «доказательной базы», следствие назначает повторную генетическую экспертизу в РЦСМЭ — главном судебно-медицинском учреждении России. И комиссия из четырех экспертов высшей квалификации под руководством профессора Павла Иванова пришла к выводу, что происхождение каких бы то ни было биологических следов на всех представленных предметах, имеющих отношение к девочке, от мужчин, в том числе от В.В.Макарова, исключается.
Кроме того, повторная экспертиза выявила грубейшие нарушения методики проведения первоначальных исследований и полное отсутствие фактических данных даже для тех натяжек, которые позволила себе Исаенко в первоначальных исследованиях.
Однако даже при таких обстоятельствах суд умудрился в приговоре сослаться на заключение экспертов РЦСМЭ как на доказательство виновности Макарова.
А государственный обвинитель К.Г.Сафаралиев сказал, что спор экспертов — всего лишь обычное препирательство двух лабораторий судмедэкспертизы. Мотив очевиден: эксперты из РЦСМЭ на стекле ничего не нашли, а Исаенко нашла, значит, старалась больше.
Вместо назначения полноценной судебно-психологической экспертизы следствие решило провести «первоначальное психологическое обследование». Для этого прямо в больничную палату к ребенку пришли следователь Д.Лопаев, его начальник В.Бормотов, а также психолог Л.Соколова из центра «Озон». На прямые вопросы о каких-нибудь нехороших и неприличных действиях папы она ответила, что ничего плохого папа ей никогда не делал. А если бы что-нибудь было, она бы сразу сказала об этом маме! Позже ребенок был допрошен в суде. И там девочка повторила, что папа делал ей только хорошее: гулял с ней, катался на роликах, научил пользоваться компьютером, играл в настольные игры. Она очень скучает без папы и ждет его возвращения.
Необходимо напомнить, что все это происходило на третий день после падения, в больничной палате. Ребенок лежал на растяжке с сильной болью в спине, после многочисленных обследований, в том числе и гинекологического, вызвавшего слезы. И вот в такой безусловно травмирующей обстановке девочке предложили нарисовать их семью, семью животных, кошку и какое-нибудь несуществующее животное. Так вот, кошку с большим хвостом признали эротической фантазией, где хвост имеет фаллическую форму. Увидев рисунок, считаю нужным заметить, что, если кто забыл, фаллос имеет совсем другую форму. Про одетую в современную молодежную одежду барышню специалист сказал, что у нее обнажена грудь. И возмутительно отчетливо прорисованы бедра и (!!!) грудь. А что, этот психолог никогда не видел куклу Барби и персонажей современных мультиков? Результат: психолог пришел к выводу о том, что «ребенок проявляет косвенные признаки вовлеченности в сексуальное взаимодействие со значимым взрослым».
Правда, в суде психолог Соколова сказала, что эти выводы были сугубо предварительными и недостаточными для определенного вывода. Тем не менее суд счел это вполне достаточным для обвинения Макарова.
После возбуждения уголовного дела предполагался допрос маленькой потерпевшей, на который мать дала согласие. Для участия в допросе следователь почему-то пригласил не педагога, как требует закон, а психолога Г.Николаеву из Орла. В Москве нужных специалистов не нашлось. Потом выяснилось: она считала, что ее вызвали для оказания срочной психологической помощи матери ребенка, а виновность отца безусловно доказана. Пообщавшись с семьей Макаровых, Николаева сказала следователю, что проводить допрос девочки ни в коем случае не следует, потому что это нанесет ребенку серьезную психологическую травму. Тогда Татьяна написала заявление о том, что по рекомендации психолога просит больше не допрашивать ребенка. Но в суде, будучи допрошена в качестве свидетеля, Николаева, вспоминая о встрече с Макаровыми, сказала, что у девочки повышенный интерес к сексуальной сфере. И, зардевшись, добавила: она так смотрела на мою грудь, как дети не смотрят... А еще Николаева сказала, что допрос ребенка вовсе не планировался, так как она ни за что не стала бы принимать участие в таком мероприятии. И эти бесценные свидетельские показания суд также счел доказательством вины Макарова.

Самый главный маразм обвинения из материалов дела: "Совершил действия сексуального характера в неустановленном месте, в неустановленное время, неустановленным способом…" Т.е. ничего не установили, а 13 лет строгого режима установили легко.

Как бороться с этим? Что можно сделать?